Мнишек, Марина ("Бор. Год.")

Смотри также Литературные типы произведений Пушкина

— "Прелестная Марина", как говорит о ней Самозванец. "Кто смеет красотою равняться здесь с моею госпожою?" — спрашивает Рузя. "На бале, говорят, как солнце вы блистали: мужчины ахали, красавицы шептали"... "говорят, на вас кто ни взглянул, тот и влюбился". "В то время, кажется, вас видел в первый раз Хоткевич молодой, что после застрелился". — "Царевич... не мог утаить восторга своего", увидев Марину: "Он влюблен". "Вот месяц, как оставя Краков, забыв войну, московский трон, в гостях у вас пирует он и бесит русских и поляков". — "Какова, скажи, моя Марина?" — говорит Мнишек: "я только ей промолвил: Ну, смотри! Не упускай Димитрия!.. и вот все кончено, уж он в ее сетях". По мнению Самозванца, у нее "надменный ум", который можно "обольстить", "назвав ее московскою царицей". "Она для него" "надменная Марина", "гордая полячка". — "Ты разве думаешь, царицей буду я?" — спрашивает она Рузю в ответ на ее восхваления. — Услышав слухи о том, что Самозванец беглый "дьячок", М. говорит себе: "Мне должно все узнать"... Придя на свидание к Самозванцу, М. сразу же объявляет: "я здесь тебе назначила свиданье не для того, чтоб слушать нежны речи любовника. Слова не нужны. Верю, что любишь ты; но слушай: я решилась с твоей судьбой и бурной и неверной соединить судьбу мою; то вправе я требовать, Димитрий, одного: я требую, чтоб ты души своей мне тайные открыл теперь надежды, намеренья и даже опасенья; чтоб об руку с тобой могла я смело пуститься в жизнь — не с детской слепотой, не как раба желаний легких мужа, наложница безмолвная твоя; но как тебя достойная супруга, помощница московского царя". — "Дай высказать все то, чем сердце полно", — взывает к ней Самозванец. — "Не время, князь: ты медлишь, и меж тем приверженность твоих клевретов стынет; час от часу опасность и труды становятся опасней и труднее; уж носятся сомнительные слухи, уж новизна сменяет новизну; а Годунов свои приемлет меры"... — "В глухой степи, в землянке бедной ты, ты заменишь мне царскую корону", — говорит ей Димитрий. "Что без твоей любви мне жизнь и славы блеск; и русская держава?" — "Стыдись, — отвечает М., — не забывай высокого святого назначенья: тебе твой сан дороже должен быть всех радостей, всех обольщений жизни. Его ни с чем не можешь ты равнять". — "Не юноше, кипящему безумно, плененному моею красотой, — знай, отдаю торжественно я руку наследнику московского престола, царевичу, спасенному судьбой", — прямо заявляет М. — "Димитрий, ты и быть иным не можешь; другого мне любить нельзя", — возражает М., после того как Самозванец в "досаде" открывает ей истину о себе. — "Встань, бедный самозванец, — говорит она "бросившемуся на колени" Лжедмитрию. — Не мнишь ли ты коленопреклоненьем, как девочке доверчивой и слабой, тщеславное мне сердце умилить?" "У ног своих видала я рыцарей и графов благородных"... Ты, "дерзкий", "достоин петли". — И когда Самозванец подчеркивает, что "одна любовь принудила его все высказать", — М. отвечает: "чем хвалится, безумец! кто требовал признанья твоего? Уж если ты, бродяга безыменный, мог ослепить чудесно два народа; так должен уж, по крайней мере, ты достоин быть успеха своего и свой обман отважный обеспечить упорною, глубокой, вечной тайной. — Могу ль, скажи, предаться я тебе, могу ль, забыв свой род и стыд девичий, соединить судьбу мою с твоею, когда ты сам с такою простотой, так ветрено позор свой обличаешь?" — "Он из любви со мною проболтался!" — насмехается Марина. — "Дивлюсь я: как перед моим отцом из дружбы ты доселе не открылся, от радости — пред вашим королем или еще пред паном Вишневецким, их верного усердия слуги?" М. грозит ему "дерзостный обман заранее пред всеми обнаружить"; но Самозванец указывает ей, что "ни король, ни папа, ни вельможи не думают о правде слов" его: "Я предлог раздоров и войны. Им это лишь и нужно; и тебя, мятежница, поверь, молчать заставят. Прощай". — Марина останавливает его: "Постой, царевич. Наконец я слышу речь не мальчика, но мужа. С тобою, князь, она меня мирит. Безумный твой порыв я забываю и вижу вновь Димитрия. Но слушай: пора, пора! Проснись, не медли боле, веди полки скорее на Москву; очисти Кремль, садись на трон Московский — тогда за мной шли брачного посла; но, слышит Бог, пока твоя нога не оперлась на тронные ступени, пока тобой не свержен Годунов, любви речей не буду слушать я". — "Змея, змея! — говорит, оставшись после этой беседы Самозванец, — и путает, и вьется, и ползет, скользит из рук, шипит, грозит и жалит... Она меня чуть-чуть не погубила".